АЭРОДРОМ
Мы видим, как из стеклянных врат
на поле, где самолёты в ряд,
выходит некто (на первый взгляд,
весьма невзрачного свойства)
и, пользуясь темнотой, тайком
шагает по полосе, причём
в руке несёт чемодан, а в нём —
взрывательное устройство.
До взлёта десять минут, и он
спешит, беззвучно топча бетон;
он к трапу близится, возбуждён,
но бдителен до предела,
и лезет крадучись в самолёт,
и бомбу в брюхо ему кладёт,
и прочь неслышно бежит, как кот;
а дальше — не наше дело.
Мы видим то, что уйдёт от глаз
людей, чего не узрит подчас
контроль (имея высокий класс
и чуткие мониторы);
зажёгся запад или померк,
среда на свете или четверг,
не дремлем мы — особые сверх-
секретные спецприборы.
Нам виден всякий дефект, распад,
диверсия — или другой разлад,
но мы не из тех, кто бьёт в набат
и мечется оголтело;
на наших глазах, не входя в контакт
ни с кем, субъект совершает акт,
и мы констатируем этот факт,
а дальше — не наше дело.
Мы видим, как самолёт застыл
на старте, как он крыла раскрыл
и замер, будто совсем без сил
(хоть выглядит исполином);
слуга моторов, а не речей,
он верен воле, не важно чьей,
поскольку ведает связь вещей,
доступную лишь машинам.
И вот — почувствовав эту связь,
он дрогнул и подался, кренясь,
и вся структура его взвилась
и радостно загудела;
взлетает он, серебрист и наг,
и бомба в нём говорит «тик-так»;
момент — и всё покрывает мрак,
а дальше — не наше дело.
1989